"Строгановская школа" означает одно из направлений в русской иконописи конца XVI - 1-й четверти XVII в. Иконы так называемых "строгановских писем", отличаются малыми размерами, тонкой миниатюрной техникой и высоким мастерством письма. Само название "строгановские письма" обязано роду Строгановых, с которыми связаны возникновение и расцвет этого замечательного явления в русской иконописи.

Среди икон строгановской школы больше всего в собрании Русского музея икон, написанных мастером Михаилом. Годы его жизни неизвестны, а имя мы знаем только благодаря надписям на иконах. Во всех иконах встречаются темно-оливковые фоны одного тона, подчеркивающие сияние чистых и светлых красок и усиливающие драматизм изображаемых событий. Первоначально они входили в один праздничный чин, впоследствии оказавшийся разъединенным. Это иконы "Крещение", "Воскрешение Лазаря", "Вход в Иерусалим", "Жены-мироносицы у гроба", "Сошествие во ад", "Покров", "Успение".

В стилистических приемах автор во многом традиционен. Фигуры на его иконах не имеют той легкости и хрупкости, которые отличают большинство произведений других строгановских мастеров. Несмотря на малые размеры икон, в них еще сохраняется воспоминание о монументальной форме, сказывающееся в укрупненности фигур по сравнению со всем пространством иконной плоскости, в их несколько утяжеленных пропорциях. Главный сюжет всегда занимает у Михаила центральное место на иконе. Вместе с тем ему, как и другим иконописцам-строгановцам, свойственно стремление показать последовательность событий, развернуть их во времени.

Вход Господень в Иерусалим – один из двунадесятых праздников православной церкви, описанных во всех четырех евангелиях. Согласно тексту, Христос в сопровождении учеников вошел в Иерусалим, где Ему предстояло страдать и, приняв мученическую кончину, в третий день воскреснуть. Праздник относится к числу подвижных и отмечается во время Великого поста (воскресенье накануне Страстной седмицы, называемое также Вербным воскресением).

В иконе, созданной строгановским мастером, подчеркивается близость к образцам поздневизантийской иконографии, но при этом мастер интерпретирует евангельский мотив в соответствии с собственным пониманием задач иконописного образа.